Топилась печь. Огонь дрожал во тьме.
Древесные угли чуть-чуть пылали.
Но мысли о зиме, о всей зиме,
каким-то странным образом роились.
Какой печалью нужно овладеть,
чтоб вместо парка, что за три квартала,
пейзаж неясный долго вспоминать,
но знать, что больше нет его; не стало.
Да, понимать, что все пришло к концу
тому назад едва ль не за два века, —
но мыслями блуждать в ночном лесу
и все не слышать стука дровосека.
Стоят деревья, стоят кусты в ночи.
Вдали холмы лежат во тьме угрюмо.
Луна горит, как весь огонь в печи,
и жжет стволы. Но только нет в ней шума.